Глава первая. Заклинание
Игнашка переступил порог бревенчатого, потемневшего от старости, дома. В нос ударили запахи трав. Их пучки свисали с балок под низким потолком.
Баба Паня, как все называли его прабабку, лежала на высокой кровати в окружении подушек, разбросав вокруг головы длинные седые волосы. Она тяжело и хрипло дышала, а рядом суетилась бабушка, женщина не такая уж и старая, хоть и тоже немного седая, её невестка.
— Пришёл, Игнашка. Я уж заждалась. Боялась без тебя помереть. Подойди дай руку, — почти беззвучно сказала баба Паня.
Он приблизился, отпихнув ногой чёрного, как папин гуталин, кота. Сухие горячие пальцы сжали ладонь.
— Ну зачем ты, старая, мальца пугаешь? — вмешалась бабушка, — И так не дал бог ума. Опять, поди, двойка, внучек? — но баба Паня только ближе притянула Игнашку к себе.
— Ничего, бог не дал, так чёрт отвалил, — улыбнулась она, злобно прищурив глаза, блестящие из-под складок влажной кожи.
Игнашка на мгновенье зажмурился, попытался отстраниться, но прабабкины зрачки двумя булавками впились в него. Он чувствовал, как опустились вдруг его плечи, и ссутулилась спина, будто на неё положили мешок картошки.
— Тяжела ноша, знаю, зато я теперь легко уйду. Ну-ка, Игнашка, подушку скинь на пол.
Он сделал, как велено, а Баба Паня ещё ближе притянула правнука и второпях зашептала ему на ухо.
— Слушай и запоминай, мальчик. Самые важные слова. Заклинание.
Она вздохнула и прокашлялась.
— Чёрный коршун, белый конь,
Есть в словах твоих огонь.
Дара ты не сбросишь с плеч,
Чтобы жизнь свою сберечь,
Ночи ближней не губя,
Должен ты найти себя.
Вместе с первою звездой
Отправляйся за судьбой,
И на западе далёком,
В чёрном озере глубоком,
Заглянув в него с мольбой,
Повстречаешься с собой.
— Запомнил? Пойдёшь на запад от первой звезды. Все тебя слушаться будут, не забывай об этом, а как воспользоваться даром, решай сам. Кого первого в чёрной воде озера увидишь, тем тебе и быть.
— Как это, баба Паня? — переспросил Игнашка, да только прабабка веки сомкнула, и пальцы её разжались, выпуская его трясущуюся от боли и страха руку.
Игнашка попятился, а потом, как припустил, выскочил из дома, ни на кого не глядя, и бежал до самой своей квартиры в двухэтажной «сталинке» неподалёку.
Глава вторая. Дар
День до вечера протекал у взрослых в хлопотах с похоронами, дверь была всё время открыта, и соседки приходили, вздыхали, охали, а Игнашка сидел и ждал первой звезды.
— Пап, а когда первая звезда взойдёт?
Папа отложил пахнущий типографской краской свежий выпуск «Комсомолки», и, сняв очки, ответил:
— Как солнце сядет, так и взойдёт, а тебе зачем?
Игнашка ещё раз прокрутил в голове прабабкино наставление, подошёл к отцу и сказал, не моргая, всматриваясь в глаза:
— Пап, я иду себя искать.
Тот нахмурился, но вдруг через мгновение просиял, и лицо его стало радостным, как у ребёнка, увидевшего новую игрушку.
— Иди, сынок, конечно, иди.
Он опять раскрыл газету и надел очки, как будто никакого разговора и не было.
«Работает, неужели работает?» — удивлялся Игнашка, спеша на кухню, где мама с бабушкой, гремя кастрюлями и тарелками, готовили еду, вытирая под глазами и вспоминая бабу Паню.
— Я-то как давеча напугалась, — говорила бабушка, — Вхожу в дом, вонь стоит, аж уши заложило. Кричу ей с порога: «Ты что такое стряпаешь, мать?» А она, видимо, не слышит, стоит возле печки и, ей-богу, в огонь мышей дохлых бросает. Я не разглядывала, но показалось мне, она их за хвосты прямо друг за дружкой.
Игнашка сморщился. Вот гадость! Но дело его не терпело отлагательства.
— Мама, я пошёл себя искать, — сказал он, взглянув в мамино лицо.
Она сначала удивилась, но через секунду сделалась милой, как всегда, когда у сына в дневнике проскакивала редкая четвёрка.
— Иди, мой хороший.
Игнашка ликовал. «Ух ты. А если на мороженое попросить?»
— Мам, дай мне двадцать копеек на мороженое, — произнёс он вкрадчиво и, вспомнив известную сказку, для верности добавил волшебное слово, — Пожалуйста.
— Конечно, на, сынок, возьми, — мама вытащила из кошелька и протянула монетку.
Игнашка зажал денежку в кулаке, снял с крючка куртку и выбежал на улицу. Путь его лежал через продуктовый магазин на пригорок возле речки.
Солнце уже трогало верхушки деревьев, когда, дожёвывая вафельный стаканчик, Игнашка встретил Толяна. Долговязый мальчишка двенадцати лет с заплатками на коленках и веснушками на носу преградил Игнашке дорогу. Последний кусок вафельного стаканчика провалился, царапая горло.
— Что, Игнашка, мороженое ел? А ещё есть?
— Нет, — прокашлявшись, ответил Игнашка.
— А деньги?
— Тоже нет.
— А если проверю? Ну-ка, выверни карманы! — скомандовал Толян, подойдя вплотную.
Игнашка вывернул один карман и посмотрел Толяну в лицо. Кулак во втором кармане непроизвольно сжался. Карие глаза, щурясь, следили за его движениями. Рот скалился, демонстрируя дырку от выбитого в прошлом году качелями зуба.
«Вмазать тебе надо, Толян, — думал Игнашка, вынимая из кармана кулак, — Прям в этот испачканный нос. А вдруг волшебство пропадёт?» — обожгло его изнутри.
— Иди умойся, Толян, носом землю рыл поди? — неожиданно для себя выпалил Игнашка.
Толян насупился, грязный кулак его так и подскочил, но через мгновение обмяк, а парень расплылся в улыбке, будто увидел во сне новый велосипед, и молча пошёл своей дорогой.
«Работает! — подпрыгнул Игнашка, — Эх, надо было у мамы ножик просить или мяч футбольный. Ничего, вот доберусь до озера».
Красный колобок тем временем закатился за деревья. До холма оставалось совсем немного. С него хорошо просматривалось небо и звёзды, и до леса было рукой подать.
— Стой! — голос Толяна за спиной не сулил ничего хорошего.
Игнашка замер. «Мстить будет, побьёт». Идея бежать сгинула так же быстро, как и родилась. На холме не спрячешься, а уносить ноги больше некуда.
— Погоди! — крикнул Толян подбегая.
Игнашка медленно повернулся, шмыгнул загорелым носом, зажмурился на долю секунды, потом ещё раз, но видение чисто вымытого Толяна в застёгнутой на все пуговицы рубахе не исчезло.
— Слушай, а ты куда? — поинтересовался двойник вечно чумазого шестиклассника.
— На холм, — пробурчал Игнашка, на всякий случай сжимая в кармане кулак. Внутри него всё скрежетало, подмывая свести давние счёты с этим задирой.
В глазах Толяна сиял огонёк интереса. Ещё бы! Без его ведома в округе паук не топтался. Сейчас самое время было с ним поквитаться: за синяки, за сломанный велосипед, за отобранные ещё год назад десять копеек. Кулак начал зудеть.
— Надо. А тебе чего? — сквозь зубы спросил Игнашка, с трудом сдерживая рвущееся наружу желание врезать или хоть как-то унизить драчуна и выскочку.
Он покосился на солнце. Время поджимало.
— Можно с тобой? – неожиданно спросил Толян.
— А мать не станет искать?
— Не, она в санатории, а батя пьёт, даже и не заметит.
Игнашка усмехнулся. Чёрт с ним, пусть идёт, вдвоём не так страшно. Кто его знает, что там на этом западе.
— Ну, идём, только скорей, к закату надо успеть, а то первую звезду пропустим.
Шли молча. Наступило то время, когда дневной мир захлопнулся, а ночной ещё не раскрылся. Природа замерла. Ни ветерка, ни птиц, только шорох песка под ногами. Мягкий, усыпляющий. И куда их несёт в такое время? Развернуться бы да бегом к дому. А как же тогда заклинание? «Ночи ближней не губя, должен ты найти себя» — повторил, как мантру, Игнашка.
Колобок уже скатился в овраг, оставив за деревьями румяный бочок, от которого по небу стекал розовый сироп. Вскоре и его слизнёт звёздная летняя ночь.
— Глаз не спускай с неба, — сказал Игнашка с видом опытного путешественника, осматриваясь на холме, — От первой звезды пойдём строго на запад.
— А у тебя компас есть? Как ты узнаёшь, где запад?
Об этом Игнашка не подумал. Мало звезду увидеть, надо ещё запад найти. Как-то учили в школе по муравейникам и мху определять. Но это, во-первых, точно было не про запад. Во-вторых, ни муравейников, ни мхов на холме не наблюдалось. Трава, да и только. Ещё и солнце село, разве найдёшь в темноте муравейники.
— Солнце! — завопил Игнашка, — Ты дурак, Толян? Где оно садится?
— Ну, если встаёт на востоке, то, садится, как пить дать на западе, — Толян почесал затылок. — Значит, на солнце пойдём?
— Вот. Запомнить только надо, где сядет, — следи за звездой, — скомандовал Игнашка и уселся на траву.
Он слышал, как за спиной Толян пинает камни с холма, срывает со скрипом травинки и обсасывает их причмокивая. Игнашка поморщился. «Надо было хоть хлеба прихватить, а то как проголодаюсь».
— Во! — закричал Толян, прервав тяжёлые раздумья, — Первая, гляди!
Игнашка задрал голову. Большая, размером с пятак, звезда взошла прямо над кривой сосной, растущей у подножия холма.
—Идём! — выдохнул Игнашка и направился вниз, утопая в густой траве по колено.
Длинноногий Толян в два шага обогнал его, тыча непривычно белым пальцем в сторону, где за деревьями совсем растаял последний розовый сироп.
— Постой, Игнашка, а тебе самому-то не попадёт?
— Нет, мама отпустила. Ей не до меня. Прабабку хоронить надо.
Толян потянул его за рукав и заговорил шёпотом, будто кто-то мог услышать в такое позднее время в безлюдном месте.
— А правду говорят, твоя прабабка ведьма?
— Сам ты ведьма, — рванул Игнашка руку и почесал зудящий кулак, — Обычная прабабка, как у всех.
— Ну, не скажи, — шёпотом протянул Толян, — Батя рассказывал, как они сидели на кладбище с Колянычем и видели, как Пелагея в одной рубашке и с распущенными волосами между могилами шла.
— Да ну тебя, — огрызнулся Игнашка, — твой Коляныч с утра уже на бровях, ещё и не такое привидеться может.
Он на миг зажмурился, вспомнив, как улыбнулась ему и посмотрела из-под складок кожи баба Паня. Дрожь пробежала по телу. «А что, если правда? И волшебство это откуда взялось? Кстати, надо проверить, не пропало ли».
— Толян, — позвал Игнашка и уставился в глаза своему спутнику, — Веди меня на запад до самого чёрного озера.
Глава третья. Путь
Наступающая ночь брала своё. Игнашка достал карманный фонарик, который всегда таскал с собой на случай игры в циклопа, когда все прятались в тёмных коридорах подвала, а водящий с фонариком их искал.
Мальчики миновали кустарник, и перед ними раскрылся усыпанный звёздами, как булка маком, небесный купол. Толян присвистнул.
— Ничего себе! Вот это поле! — воскликнул он, щуря глаза и оценивая масштабы препятствия.
Деревья, за которыми спряталось солнце, сначала казались гораздо ближе, чем теперь, отделённые синим океаном, мохнатым от густой травы.
— Это же сколько нам через него чапать?
Игнашка поёжился. Ему не хотелось показывать Толяну свою слабость и страх.
— Баба Паня говорила, далеко уходить, да близко возвращаться, — сказал он, вспомнив, как прабабка водила его ещё маленьким на болото за морошкой. Дорога туда казалась бесконечной, Игнашка всё боялся опоздать на мультики по телевизору, зато обратно, несмотря на тяжёлые корзинки, добрались незаметно, минут за тридцать, а, может, даже двадцать восемь.
— Пошли, нечего здесь торчать, холод уже пробирает, — проворчал он.
Тьма неумолимо застывала, обволакивая всё вокруг. Пахло сырой землёй и полынью.
Надоедливые комары атаковали незваных гостей, пищали прямо в уши и врезались в глаза. Толян сорвал куст полыни и отмахивался им от агрессоров.
Игнашка тоже сорвал, но умудрился при этом порезать ладонь, которая теперь чесалась. Впрочем, его ни разу ещё не укусили, но с оружием в руках он чувствовал себя увереннее.
— Стой, Толян, — дёрнул он напарника за рубашку, — Смотри, что это?
Впереди над травой на фоне почти чёрного неба выделялись три бугорка, они слегка шевелились, но слабый свет до них не доставал.
Толян прищурился.
— Похоже, кабаны. Батя на них охотился в лесу. Здоровенные, затоптать и клыками разорвать могут.
Игнашка выключил свет, выбросил куст и почесал об штаны ладонь. Животные не проявляли интереса или просто не замечали пришельцев.
— Давай переждём здесь, поедят и уйдут, — предложил он.
— Думаешь, чёрное озеро тебя вечно ждать будет? — рявкнул Толян, сверкнув глазами в слабом сиянии луны.
Беззубый оскал возомнившего себя главным Толяна будто включил внутри Игнашки кипятильник. Что-то заклокотало, забурлило, а ну как выплеснется прямо в лицо давнего недруга.
Игнашка сплюнул. Не время было драку затевать. Может, Толян и прав. Сделают крюк, до деревьев не так далеко будет, а в этом поле торчишь, как у школьной доски, у всех на виду.
Ребята двинулись вправо, осторожно ступая, чтобы не поднимать лишнего шума. Про холод и голод даже не вспоминали, лишь бы только преодолеть это злосчастное поле.
Глава четвёртая. Озеро
Они уже обогнули зверей и возвращались на свою прямую, как вдруг услышали мощное хрюканье. В лунном свете было различимо, как один из кабанов поднял голову, вытянул шею и медленно побрёл в направлении ребят, за ним двинулись остальные, хрюкая и фырча.
— Бежим! — заорал Толян, хватая за руку Игнашку, и рванул к деревьям.
Игнашка с трудом успевал за своим спутником, ноги то и дело цеплялись за корни, ветки кустов царапали лицо, а сзади раздавался топот шести пар ног. Он бил по ушам, отдавал в сердце, и оно стучало и стучало в такт этому топоту.
Визгливое хрюканье приближалось, к нему примешивалось прерывистое дыхание, и Игнашкино, и звериное.
Толян подпрыгнул, зацепился за толстую ветку и ловко ногами по стволу взобрался на неё.
— Давай прыгай! — крикнул он, — Сюда! Затопчут!
Игнашка попробовал, но для него ветка была слишком высоко. Бежать. Оставалось только бежать. Он бросился в лес, но споткнулся в темноте на кочке и шлёпнулся лицом в траву.
— Хро, — услышал он над собой и повернулся, поднимая голову. Чёрный силуэт возвышался над ним, сверкая крохотными глазками. Он включил фонарь. Кабан отпрянул.
Теперь Игнашка разглядел всю его жуткую чумазую хуже, чем у Толяна, морду с двумя мокрыми дырками в пятаке.
Кабан недовольно затопал. Со стороны донеслось ворчание его собратьев, удары копыт по дереву и ругательства Толяна.
Игнашка часто и шумно дышал, приподнявшись на локтях и не отводя взгляда от клыкастого противника. В груди стучало, отдавая в голову, сердце, и клокотало злобное существо.
Тот самый кипятильник, заставляющий гореть и дрожать Игнашкино тело. Кабан это чувствовал, он насторожённо водил носом и уже не так яростно похрюкивал.
— Проваливай, — прохрипел Игнашка. Он, не отрываясь, таращился в кабаньи глаза.
Зверь фыркнул, тряхнув головой, и ушёл, уводя за собой клыкастую компанию.
Игнашка, переводя дух, опустил голову на траву.
Один, два, три глубоких вдоха сделал он. Попытался выдавить слёзы, когда поплачешь, всегда легче, но они не выдавливались. Вместо них кипело и булькало внутри, рвалось наружу.
Тут-то и подбежал к нему Толян.
— Живой? — удивился он и осклабился своей дыркой в зубах.
— Живой? — закричал Игнашка, — Да ты нас чуть не убил!
С этими словами он схватил парня за ногу и потянул на себя, тот повалился на землю, а Игнашка набросился на него. Они принялись кататься по сырой холодной траве, натыкаясь спинами на сучья, хрустя ветками и царапая кожу об сосновые иглы.
— Думаешь, я не помню, как ты мой велосипед сломал? — рычал Игнашка, пыхтя и стараясь ударить Толяна, но тот был сильнее и сбрасывал лёгкого противника, — А как я синяки неделю маминой пудрой замазывал, когда вы с Костяном меня избили? И деньги ты у меня отобрал!
Толян не отвечал, только посмеивался, а Игнашка громче скрипел зубами. Всё же Толяну удалось прижать его к земле.
Грянул гром. Да так внезапно, что Толян отскочил, как блоха, а Игнашка воспользовался моментом, повалил его на спину, сел сверху, схватил за рубашку, встряхнул хорошенько. Видит, а у Толяна в глазах не издёвка, не злоба, а страх, как у собаки перед злым хозяином. Смотрит Игнашка ему в глаза, а тот и пошевелиться не может.
— Вот теперь будем в расчёте, — прорычал сквозь зубы Игнашка, представляя, как разобьёт Толяну физиономию. Занёс над противником кулак, сжал губы, вложил всю свою мальчишескую силу в руку, зажмурился. И ударил. По сосне. Даже ствол зазвенел, костяшки в кровь расшиблись, и слёзы на глазах выступили.
Втянул воздух, не разжимая зубов от боли, затряс кистью, сплюнул.
Грянул гром во второй раз. Оставил Игнашка Толяна и пополз, обессиленный, туда, где шагах в пяти от него в зарослях осоки блестело озеро. Как он его раньше не заметил?
Луна между туч в это время выглянула и осветила зеркало воды.
— Кого первого увидишь, тем тебе и быть, — прошептал он и посмотрел в чёрную гладь.
Лохматый, чумазый, мокрый Игнашка улыбался ему из воды. Он тоже улыбнулся. Вдруг отражение превратилось в мохнатую морду с пятаком вроде кабаньей только без клыков, но с рожками. Отпрянул, зажмурился на мгновение, морда тут же растаяла, и снова отражение приветливо засияло.
Грянул гром в третий раз. Так сильно, что он лицом в воду упал и голову руками накрыл, как в кино про войну во время взрывов делали. Долгий был раскат, стонала земля, деревья трещали. Ветер срывал со спины куртку.
А потом стихло всё. Поднял Игнашка голову. Озера нет, речка внизу спокойно бежит, а со стороны города из-за дальних крыш красный колобок на небо выбирается. Рядом испуганный Толян головой крутит.
— Как мы здесь оказались-то, не пойму? Может, нас молнией стукнуло?
Уставший, но довольный Игнашка протёр глаза, пощупал на всякий случай своё лицо и голову.
— Я же сказал, далеко уходить, да близко возвращаться.
Толян ухмыльнулся и тронул Игнашку за плечо.
— Слушай извини за велосипед и это… Костян тебя больше не тронет, обещаю. Ты молодец, такого зверя победил.
Игнашка хихикнул, взглянув на испачканный землёй нос Толяна.
— Я понял, про что прабабка говорила. То всего лишь кабан был, а настоящий зверь — это я. Но я в себе зверя победил.
Продолжение истории про Игнашку можно прочесть по ссылке: